“Едешь в Бангалор? Без Аммы? Ради чего?” Хором спросили почти все в комнате. Почти одновременно. Это было так, как если бы я только что вернулся с космического объекта Илона Маска в Хоторне, Калифорния, и сказал: “Эй, ребята, извините, мне нужно спешить, потому что завтра утром у меня самостоятельный полет на Марс”.
Прежде чем “охи и ахи” превратились в капли пота, кто-то схватил телефонную трубку и позвонил в Мюнхен, чтобы сообщить моему сыну, что я совершаю одиночную поездку в технологический центр Индии. Набрать +45 – все равно что набрать номер экстренной помощи 999, чтобы вызвать полицию в ОАЭ. Я чувствовал себя условно-досрочно освобожденным заключенным с электронным жетоном, привязанным к лодыжке, за которым следит мой сын из своей диспетчерской в Мюнхене.
“Папа летит в Бангалор. Бог знает зачем! И это без Аммы. Безумие, не правда ли?” Это была моя дочь. Она настояла на том, чтобы посмотреть мою регистрационную карту Эмирейтс, чтобы узнать, не забронировал ли кто-нибудь из пассажиров билеты вместе со мной.
Они вели себя так, как будто я – Пьер Монди в комедийном хите 1983 года “Подарок”, фарсе, действие которого разворачивалось в отеле в Венеции. Название отсылает к дорогостоящей девушке по вызову, нанятой в качестве прощального подарка уходящему на пенсию банковскому служащему (Пьер Монди) его друзьями, “которые надеются, что это вернет остроту его браку, несмотря на то, что он женат на Клаудии Кардинале, которая не испытывает недостатка в остроте”.
Какое смущение, когда люди смотрят на тебя так, словно тебя только что застукали с другой женщиной в спальне.
Стараясь выглядеть как можно более стойким, как Дэвид Боуи в первой сцене зала суда в фильме о войне “Счастливого Рождества, мистер Лоуренс”, я произнес знаменитый диалог Боуи “Я невиновен”.;
“Послушайте, ребята, это не свадебное путешествие. Небольшое, чтобы сдать экзамен по вождению и завершить кое-какие работы по дому. Вернусь через четыре дня”.
“Экзамен по вождению?” Люди снова зашумели. “Ты уже водишь машину в Индии”.
“Это велосипедные права. Срок действия моего разрешения на обучение истекает через неделю. Я должен ехать; это давняя мечта – иметь Royal Enfield, классический Goan в двухцветной сине-красной расцветке”.
“Папа, ты с ума сошел? Знай свой возраст и свое телосложение. Вождение велосипеда в Индии – самая опасная игра в мире, особенно в условиях бешеного движения в Бангалоре”. По громкой связи мой сын казался ошеломленным и расстроенным.
“В Индии люди владеют автомобилями, но ездят на велосипедах, чтобы сэкономить на бензине. Сейчас эпоха разумной жизни. Для меня это имеет смысл”. Я возражал, прекрасно понимая, что это противоречит здравому смыслу, потому что я все еще хорошо себя чувствую в Дубае.
“Здесь что-то не так. Почему на этот раз ты не берешь с собой жену? Папа, только не говори мне, что билеты дорогие, я оплачу ее счет”, – убедительно возразила дочь.
“И о какой мечте ты говоришь? О велосипеде? Ты достиг гораздо большего, папа. Скорее выйди на пенсию в спокойной обстановке, а не накликай на себя неприятности”.
Я промолчал. Я хотел возразить, что избитая фраза “у мечты нет срока годности” по-прежнему имеет смысл. Я хотел сказать им, что жизнь – это непрерывная череда мечтаний, от пункта А до пункта Б. Ценность вашей жизни зависит от того, сумеете ли вы воплотить в жизнь все мечты, которых вы достигли — и которые все еще хотите осуществить или пережить заново, — в последний раз перед тем, как опустить занавес.
Я не готов — пока не готов — присоединиться к смеющимся завсегдатаям клубов, которые валяют дурака в общественных садах. Я не хочу быть пузатым бегуном трусцой, изо всех сил старающимся не отставать от долговязых девушек в парке. Я не хочу быть частью тех отвратительных пенсионеров, которые хвастаются своими былыми сексуальными похождениями за чашечкой “острого чая” под деревом бодхи. Я не хочу слушать все те же старые истории о доблести на фронте в Каргиле. У меня нет времени на ремонт храма или ратх-ятры.
“Мама, вот почему я сказала, что у нас дома должна быть камера наблюдения”. Дочь была в боевом настроении. “Чтобы мы были в курсе того, как вы, ребята, будете себя вести”.
Камера для чего? Чтобы подглядывать за своими мечтами. Я потратил всю жизнь, чтобы создать семью. Я в отчаянии наблюдал, как жизнь превратилась в кладбище грез. Я похоронил его дома своими собственными руками, и слезы градом катились по моим щекам. Сейчас самое время взять в руки кирку, разрыть все могилы и вдохнуть жизнь в трупы.
Я не хочу, чтобы кто-то следил за тем, что я ем, когда и как сплю. Я не хочу, чтобы люди видели, как я изливаю все свои сожаления кошкам и голубям. Я хочу разгуливать голышом по своему собственному маленькому пространству. Я хочу спеть себе серенаду под звуки тишины. Я приготовлю на кухне что-нибудь вкусненькое – картофельные оладьи с дольками и буду пить лучшее из всех сортов Рейнгау и Бордо.
Я вырасту дюжиной детей, которые будут свободны в осуществлении своих собственных мечтаний. Я позволю им просыпаться, когда они захотят, есть, что они захотят, пить, что они захотят. Я не буду гнаться за школьным автобусом, когда мы опаздываем. Вместо этого мы будем гоняться за облаками на холмах Нанди.
Наконец-то я буду жить на своих условиях. Больше никаких директоров и завучей, которые ходят с палками в руках. Больше никаких дедлайнов и вскрытий. Больше не нужно сортировать электронные письма и отвечать на сообщения. Живи так, будто завтра не наступит.
Глядя в окно на мираж, поднимающийся из раскаленного песка пустыни, женушка наконец нарушила молчание.
– Итак, какова моя роль в твоих снах?
– Ты будешь кормить грудью моих малышей.
Затем наступила тишина. Момент, когда мечта сбылась.